Спокойных дней не будет. Книга III. Время любить - Виктория Ближевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чем обязан высокому визиту?
– Это ты мне скажи, чем я обязана! – елейным голосом протянула она и бросила на капот открытую папку.
Фотографии веером разлетелись по блестящему лаку, как игральные карты, часть их оказалась на стекле, некоторые устремились под колеса. Илья и бровью не повел, только чуть наклонил голову, заняв внутреннюю оборону.
– Хочешь похвастаться удачными снимками? Вот этот мне определенно нравится. Можно попросить автограф?
Она фыркнула и поджала губы. Он сгреб с капота несколько фотографий и одну, с улыбающейся сестрой, сунул во внутренний карман пиджака, а остальные бросил обратно.
– Только эта? Они же все оплачены тобой, братец.
– Все, что есть у тебя, Соня, оплачено мной, – бесстрастно согласился он. – Да и ты сама…
– Как тебя понимать?
– А что в моих словах показалось тебе новым?
– Я не о твоем всеобъемлющем чувстве собственника, – поддела его Соня. – А о нанятых болванах, которые таскаются за мной в ожидании скандала.
Прежде, чем ответить, Илья сделал недвусмысленный жест, и охранники вместе с Павлом мгновенно оказались вне зоны слышимости. Соня поднялась с капота и одернула юбку, а Илья придвинулся к сестре, нарушив ее личное пространство ровно настолько, чтобы они оба почувствовали, что добровольная двухмесячная разлука оказалась не в состоянии загасить пожар их желаний.
– Сначала я получу ответы на свои вопросы.
– Если бы ты задавал вопросы. Вместо этого ты устроил за мной слежку, как будто я… Как будто…
Она почему-то не нашла подходящих слов, но он продолжил фразу за нее, не отводя прищуренных глаз.
– Как будто ты моя женщина, на которую покушается каждый, кому не лень.
– Кто дал тебе право?.. – взвилась Соня, чувствуя, что желание дотронуться до него готово перечеркнуть каждое сказанное ею слово. – Нет, даже не так… Что дало тебе основание думать, будто я совершаю поступки, требующие тотального контроля?
– Ты сама и вся твоя жизнь.
– А ты не мой муж, и у тебя нет права предъявлять мне хоть какие-то претензии.
– Не муж, – многозначительно согласился он и еще сократил расстояние между ними. – И я хотел убедиться, что ты не лжешь мне, как мужу.
– Моих слов тебе не достаточно? Нужен короткий поводок и инструктор к нему?
Когда она прибегала к подобного рода сравнениям, у него возникало почти неодолимое желание пустить в ход другие, гораздо более жесткие аргументы. Но он вовремя включил внутреннюю защиту от перегрева и отступил в прямом и переносном смысле.
– Соня, мне сейчас некогда. Позвони, мы встретимся и все обсудим в другой обстановке. Публичных скандалов нам с тобой не нужно.
– Мне вообще от тебя ничего не нужно! – с вызовом выкрикнула она, и охранники напряженно сгорбились и сделали вид, что не услышали. – Я не стану обсуждать с тобой целесообразность слежки, не собираюсь разговаривать о моем поведении, вообще не желаю общаться на таких условиях.
– Как скажешь, – на редкость покладистым тоном согласился мужчина и сильнее стиснул кулаки в карманах пальто. – А теперь отгони машину и дай мне проехать.
Но вместо того, чтобы выполнить приказ, она сама нарушила границы и подошла к Илье вплотную, держа в руках похудевшую папку, позволившую им встретиться спустя два месяца после ужасной ночи, когда Николая с инсультом забрали в интенсивную терапию.
– Илюша, разве ты не понимаешь, что сам все портишь? Что моя любовь не может вписываться в такие рамки?
– Твоя любовь? Что-то не слишком ты баловала меня любовью в последнее время, – усмехнулся он.
– И ты, конечно, забыл, почему это произошло.
– Я провинился, потому что остался той ночью?
– Ты был ужасен.
– Речь о сексе?
– О твоем поведении, естественно.
– Но секс тебе понравился?
– Не все определяется в постели, – лицемерно вздохнула соблазнительница. – Мы чуть не убили его.
– Ну, не убили же, – хмыкнул Илья.
– Ты не смеешь быть таким… Таким беспринципным чудовищем!
– Уйди, Соня, – попросил давно лишенный близости любовник, закипая гневом. – Не вынуждай меня…
– Хочешь ударить меня?
– Хочешь меня спровоцировать?
– Чего ты добиваешься этой слежкой?
– Мне нужно знать, что ты не ударилась во все тяжкие.
– Боже, я не могу сначала! – простонала Соня и первая пошла на мировую. – Мы ходим по кругу, но я готова простить тебя, если ты сейчас же уберешь этих псов с объективом.
– Я решу, когда мне снять наблюдение.
– Тогда не удивляйся, что и я много чего решу сама! – снова вспылила она, удивляясь его необоснованному упрямству.
– Ты все еще в моей власти.
– Посмотрим, – бросила она с обворожительной улыбкой и, соблазнительно покачивая бедрами, вернулась в тихо урчащую машину под его полыхающим похотью взглядом.
Павел собирал рассыпанные по земле фотографии, пока Сонин автомобиль, вспыхивая стоп-сигналами, выезжал с парковки. Прямо за воротами Соня заметила знакомый рено, вставший на проезжей части с аварийной сигнализацией. Снова перекрыв дорогу мерседесу Ильи, она, не торопясь, вышла из-за руля. Склонившись к открытому окну рено, отчего узкая юбка заманчиво обтянула ее бедра, Соня с презрительной усмешкой бросила ненужную больше папку в открытое окно машины наблюдения.
– Забери свои шедевры, Пинкертон недоделанный. Надеюсь, инстинкт самосохранения у тебя развит лучше, чем рабочие навыки. Потому что если я тебя еще раз увижу, тебе надеяться будет не на кого.
И, не дожидаясь ответа, степенно вернулась на свое место, предварительно оглянувшись на застрявшие сзади машины, и набрала знакомый номер.
– Так что ты хотел мне сказать, любимый?
– Когда мы увидимся? – в свою очередь задал вопрос Илья, проигнорировав ее новую наступательную тактику.
– А когда ты снимешь наблюдение?
– Считай, что уже снял.
– Тогда считай, что мы уже увиделись, – безжалостно усмехнулась она.
– Прошло два месяца, Соня. Я ждал, когда ты соизволишь снизойти до меня. Но в списке твоих дел мой номер даже не тысячный.
– А ты сомневался в каждом моем слове и предпочел унижать меня слежкой.
– Я не собираюсь объяснять мотивы своих поступков и, тем более, оправдываться, – вскипел Илья, понимая, что выглядит жалким.
– Мне не нужны мотивы. Я жду извинений.
– Я не сделал ничего, за что должен извиниться.
Безумие заключалось в том, что он уже и извинялся, и оправдывался, и чувствовал себя виноватым по всем статьям, а она продолжала гнуть свою линию и насмехаться над ним.
– В соответствии с твоей моралью – так и есть, – промурлыкала довольная Соня. – Но если ты будешь стоять на своем, мы не договоримся.
– Я и не собирался с тобой договариваться! – возмутился вконец обозленный Илья. – Что мне сделать, чтобы тебя вернуть?
– Вернуть? – с наигранным недоверием протянула она, едва сдерживая счастливый смех. – Ты опять меня не слышишь, милый. У меня есть два условия для продолжения отношений: ты снимешь наблюдение и извинишься за свою бестактную выходку. В противном случае мы не сдвинемся с места.
– Ты забываешь, что условия в нашей игре диктую я!
– А разве мы с тобой во что-то играем? – Она изобразила максимум непонимания на своем лице, и довольная эффектом, подмигнула себе в зеркало. – Ты просто не получишь того, чего добиваешься.
Ему не надо было быть рядом, чтобы представить ее нахмуренные брови и поджатые в обиде губы. Как назло Павел обернулся и посмотрел на шефа, ожидая, когда завершится эта непристойная торговля, в который тот явно проигрывал вышедшей из повиновения девчонке.
– А чего я, по-твоему, добиваюсь, Софья?
– Меня, мой единственный, исключительно меня! – Она дала волю истинным чувствам и злорадно заулыбалась, представив, в каком бешенстве он слушает это самоуверенное утверждение. – Чем больше ты делаешь подобных глупостей, тем меньше у тебя остается меня.
Илья задержал дыхание, избавляясь от воспоминаний. «Кто еще смеет сказать мне, что я делаю глупости! А ведь права, мерзавка, еще как делаю. Из-за нее одной». В последний раз на белом пледе в ее спальне он пробыл с ней до самого утра. А когда в десять пунктуальный Павел, уставший от ожидания, отчитался, что машина давно под окнами, и Соня опять завела шарманку, что надо ехать к мужу в больницу, он выпустил ее из постели, взяв обещание, что через пару дней они увидятся снова.
– Продолжай, – прохрипел он, пытаясь избавиться от соблазнительной картинки, услужливо подкинутой воображением.
– И однажды меня у тебя совсем не станет, а ты без меня уже не сможешь.
«Не смогу, Сонька. Уже не могу!» Обещание она не сдержала. И, как когда-то, отговаривалась работой, визитами в больницу к мужу, ангиной дочери, усталостью, месячными, сервисным обслуживанием машины, помощью Насте в составлении презентации и чьим-то чертовым юбилеем. Он ревновал ее к каждой отговорке, а юбиляру вслух пожелал такой мучительной смерти, какую только придумало человечество за века истязаний себе подобных. Но даже эта несправедливость не растопила ее сердце, и два долгих месяца тянулись, как жизнь в камере смертников в ожидании исполнения приговора.